– А что? – спросил тот, безбожно затягиваясь изделием Жукова.
– Мрачный Бахтиаров целую кадриль, как аркадский пастушок, любезничал с своей дамой.
– Он танцевал с Лизаветой Васильевной Масуровой, – отвечал офицер, имевший необыкновенную способность знать имена и фамилии всех, даже незнакомых ему дам.
Офицер, выйдя в залу, встал около другого офицера, тоже своего приятеля. Сей последний, увидев проходившую мимо их Лизавету Васильевну, заметил:
– Посмотри-ка, брат, какие плечи-то… тово…
– Нет, брат, тут не тово… занята ваканция.
– А кто?
– Да Бахтиаров.
– Ну, так уж, конечно не тово…
Между тем Бахтиаров действительно вел себя как-то странно и совершенно не по-прежнему: в лице его не было уже обычной холодности и невнимания, которое он оказывал ко всем городским дамам и в которых, впрочем, был, как говорили в свете, очень счастлив; всю первую фигуру сохранял он какое-то почтительное молчание. Лизавета Васильевна тоже молчала и беспрестанно взглядывала на брата. В половине кадрили Павел, наконец, взглянув на сестру и увидев, что она танцует с Бахтиаровым, тотчас встал, быстро подошел к танцующим и сел невдалеке от них. В это время Бахтиаров заговорил.
– Я не могу еще опомниться, – начал он, – я так неожиданно вас увидел, так поражен был…
– Мы года четыре с вами не видались, – перебила Лизавета Васильевна.
Бахтиаров несколько смешался.
– Ваш супруг здесь? – спросил он.
– Он остался дома… я с братом.
– Боже мой! Как я вас давно не видал… – начал было Бахтиаров прежним тоном.
Лизавета Васильевна прежде времени отошла делать соло.
– Вы несправедливы ко мне, – продолжал он, одушевляясь, – мало того, вы были жестоки ко мне!..
– Поль, подержи мой веер, – сказала Лизавета Васильевна, обращаясь к Павлу.
– Это ваш брат?
– Да…
И она снова отошла.
Бахтиаров с досады начал щипать усы.
– Вы позволите мне быть у вас?.. – спросил он, уведя Лизавету Васильевну в последней фигуре на другую сторону от брата.
Молодая женщина несколько колебалась.
– Это от вас зависит, – отвечала она.
Кадриль кончилась.
– Поедем, Лиза, – сказал тихо Павел.
– Поедем, – отвечала молодая женщина.
– Accordez-moi la mazurque?
– Pardon, monsieur, je pars.
– Mais…
– Allons, Paul…
– Извините, сударь, я ухожу!
– Но…
– Идем, Павел! (франц.).
Лизавета Васильевна вышла с братом.
Бахтиаров, расстроенный, снова встал у колонны.
– Вы, верно, скучаете, не видя одной особы, – сказала бледная дама в очках, проходя мимо его с молоденькою дамою.
– Гораздо менее, чем видя другую особу, – отвечал Бахтиаров.
Постояв еще несколько времени, он ушел в бильярдную и сел между зрителями на диван. Ему, видно, было очень скучно. Около бильярда ходили двое игроков: один из них был, как кажется, человек солидный и немного сердитый на вид, другой… другой был наш старый знакомый Масуров.
Солидный игрок дал промах.
– А вот мы так не так!.. – сказал Масуров, живо перекинувшись через борт бильярда, и, вывернув неимоверно локти, принялся целиться. – Бац! – вскрикнул он, сделав довольно ловко желтого шара в среднюю лузу. – Вот оно что значит на контру-то, каков удар! А? – продолжал он, обращаясь к зрителям.
– Отлично играют! – отнесся к Бахтиарову худощавый господин, которого в городе называли плательной вешалкой.
– Кто? – спросил Бахтиаров.
– Я говорю: Михайло Николаич отлично играют.
– Какой Михайло Николаич?
– Масуров.
– Это разве Масуров?
– Масуров… ловкий игрок.
Бахтиаров сейчас же встал с своего места и подошел к игрокам.
– Каков удар-то? – повторил Масуров, заметив его около себя.
– Славный! – отвечал Бахтиаров.
– Вот как долго целитесь, а еще говорите, что с Тюрей играли… на «себя», ей-богу, на «себя»! – повторил Масуров, между тем как прицеливался его партнер.
– Перестаньте говорить под руку, – возразил тот, отнимая с досадою кий.
– Да я и так ничего не говорю; играйте; что мне за надобность.
– Как же не говорите! Как колокол над ухом, – возразил партнер, снова принимаясь целиться.
– Сами вы колокол. Ну, смотрите… так и есть: на «себя»! – вскрикнул он и залился смехом.
Партнер действительно сделал на «себя».
– С вами невозможно играть, – сказал он, отнимая кий.
– Ну, уж вы и сердитесь… всяко бывает! А вот мы так поиграем: красного сделаем да под желтого выход!.. Есть! Вот тут-то мы вас, батенька, и поймали! Эй ты, маркерина, считай; раз двенадцать, два двенадцать; честь имею вас поздравить: партия кончена!
– Будет! – сказал партнер, выкидывая на бильярд десятирублевую.
– Давайте играть; что за пустяки?
– Не буду я играть, беспрестанно говорите под руку.
– Я не стану, ей-богу, не стану; слова не скажу.
– Не буду, – отвечал лаконически партнер и вышел.
– Экий какой! – проговорил ему вслед Масуров. – Кутнул на красненькую, да и испугался… я, черт возьми, по десяти тысяч проигрывал в вечер да и тут не отставал.
– Не хотите ли со мной? – сказал Бахтиаров.
– Очень рад, – отвечал, обрадовавшись, Масуров, – вы ведь, кажется, гусар?
– Гусар.
Они начали играть. Масуров был в восторге: как-то так случилось, что он то с одного удара кончил партию, то шары разбивались таким образом, что Бахтиарову оставалось делать только белого.
– Что это с вами? – говорили некоторые зрители, обращаясь к Бахтиарову.
– Он хорошо играет, – отвечал тот и начинал как будто бы сердиться.
– Нет, вам нельзя играть со мной так и так, – сказал Масуров, – возьмите десять вперед.